Кафельные стены, пол и потолок были перепачканы кровью, часть из которой уже начинала высыхать. В голове стоял лёгкий гул. Девушка, приподнялась на локтях и постаралась оглядеться. Вместе с ней здесь находились ещё с десяток людей в бессознательном состоянии. Поднявшись на ноги и, покачиваясь в такт пульсу, она пошла к двери, стараясь не наступить ни на кого из лежащих. Безуспешно подёргав наглухо закрытую дверь, она села на пол и схватилась за виски. Физические усилия заставляли голову гудеть, словно она была трансформатором.
Когда дикая пляска крови в висках притихла, она медленно, на четвереньках, стараясь не тревожить несчастную голову, поползла к ближайшему, лежащему на полу. Это был юноша, едва переступивший порог совершеннолетия. Его тёмно-русые волосы были испачканы кровью, так же как его одежда, да и всё вокруг. Он часто судорожно дышал, словно воздух жестоко обжигал его лёгкие.
Девушка аккуратно взяла его за плечо и осторожно встряхнула, но тот никак не отреагировал, лишь голова безвольно склонилась на бок. Отпустив горячее хрупкое тонкое тело, она села перед ним на колени, пытаясь вспомнить что произошло, как она здесь оказалась, кто эти люди и что это за место, но в голове лишь плясало пламя, да безудержными барабанами стучала кровь.
Внезапно кто-то накинул на глаза повязку, крепко затянув привычным движением на глазах. Девушка попыталась вскочить и отстранится, но тяжесть в голове и неожиданная слепота сделали своё дело и, в следующее мгновение, она довольно болезненно рухнула на пол. Холодные сильные руки крепко сжали ей плечи и подняли на ноги. Холод прикосновения странно успокаивал, расползаясь по телу и притупляя все страхи, а заодно и затормаживая все движения, даже кричать не хотелось, хотя мысли об этом и проскальзывали.
Поддерживая, её повели куда-то, она слышала звук отпираемых замков, скрежет несмазанных старых петель, чувствовала запах сырой земли и камней, восковых свечей, ладана, тонкий аромат вина и едва уловимый привкус разложения, бесстыдно пробивающийся сквозь целомудренный дух старого монастыря. Вскоре перед ней раскрылась ещё одна дверь и шаги стали гулкими и порождали причудливое эхо, а запахи стали ярче и резче.
Проведя вглубь, её усадили на холодное каменное ложе и крепко пристегнули несколькими прочными кожаными ремнями, после чего сняли повязку, но вокруг была кромешная тьма и личность тюремщика так и осталась загадкой. К её губам прикоснулся холодный край какого-то сосуда наполненного незнакомой немного вязковатой жидкостью с терпко-пряным немного кисловатым привкусом и необычным ярким оттенком крови. Почему-то её это не волновало, она лишь отметила это про себя и спокойно продолжила пить.
Её оставили одну. Через какое-то время, которому она почти сразу же потеряла счёт в помещении лишённом света и звуков, сюда привели ещё кого-то, она слышала шаги и слышала, как они пили, но скоро и это стихло.
Постепенно странное онемение начало проходить. Сначала она попробовала пошевелиться, но ремни качественно выполняли свою работу, и шевелиться было практически невозможно. Осознав тщетность своих попыток, она начала кричать, но на призывы о помощи тоже никто поначалу не отвечал. Через некоторое время очнулись и другие её друзья по несчастью, но даже совместная попытка привлечь чьё-нибудь внимание не принесла никаких плодов.
Какое-то время они говорили. Их оказалось ещё трое, одна женщина и двое мужчин, вернее подросток и мужчина. Они говорили, но постепенно слова становились всё тяжелее и растягивались, паузы становились больше, и каждая новая фраза давалась с всё большим и большим трудом, а скоро и вовсе смолкли всякие разговоры и каждый погрузился в состояние созерцания.
Внезапно это было нарушено криками женщины. Она пыталась вырваться и вопила о том, что здесь бегают крысы, что она слышит топот их маленьких лапок по каменным плитам пола, что они совсем близко и скоро сожрут всех заживо, вскоре к ней присоединился мужчина, который тоже начал вырываться. Он орал, что они топчут его и грызут одежду. Потом к ним присоединился подросток, выкрикивая о том, что он чувствует сильный запах гари, что это явно пожар, и мы все обречены.
Неожиданно над головой вспыхнул огонь. Девушка молча смотрела на языки пламени. Она никогда не боялась его. Она вообще не могла вспомнить, когда последний раз боялась до этой безумной ночи, больше похожей на сон. Пламя жадно пожирало старую сырую деревянную балку под потолком прямо у неё над головой. Закусив губу и с силой сжав ремни, она безуспешно попыталась вырваться из жестоких объятий, не сулящих ничего хорошего.
Внезапно всё исчезло так же быстро и неожиданно, как и появилось, смолкли несчастные, а балку, словно кто-то залил водой.
Вокруг вновь воцарилась безмолвная темнота и, снова, потянулось полусознательное состояние созерцания в безвременьи. Постепенно тьма заволокла сознание, а кровь замедлила свой бег, заставляя тело неметь и растворятся, в бесконечном осязаемом одиночестве. Приходили и уходили видения, всё более долгие и с каждым разом всё более яркие и реальные. Крысы, змеи, лягушки, огонь, вода, мелкие насекомые, всё это наводняло пустоту и тут же исчезало. Где-то в темноте лопнул ремень, послышалось несколько глухих ударов, в воздухе резко потянуло кровью, а женщина смолкла и больше не проронила ни звука. Что это было? Она разбила себе голову о каменное ложе или незримый надзиратель наказал её за ярые попытки освободиться?
К запахам добавилась вонь мочи, а потом заплакал мужчина, он звал маму и просил прощения, он обещал быть хорошим мальчиком и никогда больше не будет вести себя плохо. Сколько прошло между этими событиями? Как долго он всхлипывал? Время растягивалось и деформировалось. Среди этих безумцев в кромешном одиночестве, в неподвижной пустоте всё казалось бессмысленным. Неумолимый бег часов казался не больше чем шуткой, воспоминания и фантазии обретали реальность, а страх ходил вокруг, прикасаясь то к одному, то к другому пленнику, не зная с кого начать это роскошное пиршество.
Девушка молчала, ей казалось, что если она откроет рот, то липкая тьма, окутывающая всё вокруг, поглотившая двух несчастных, поглотит и её. Она не позволяла страху овладеть её сознанием. Иллюзорность наваждений уже стала очевидна, и реагировать на них она стала гораздо спокойней. В промежутках между галлюцинациями она размышляла о мире, о том, что человеческий разум сам создаёт для себя весь этот мир, стремясь заполнить пустоту. Он делает это вне нашей воли, точно так же как это происходит сейчас. Мы наполняем всё своими видениями, заслоняясь ими от реальности. Какая она, настоящая реальность? Что есть истина? Или кто? Время, то, что считается непоколебимым, единственным постоянным фактором во вселенной сейчас то растягивалось, то сжималось, перепутывалось, рвалось... Какие события были до? Какие после?
Тишину разорвал безумный смех. Паренёк, последний из тех, кто был с ней, дико хохотал. Время уже давно потеряло форму, но казалось, что это длится бесконечно долго, хотя может это лишь казалось. Потом он умолк и больше не проронил ни звука. Она осталась одна. Сколько прошло времени с того момента как стихли последние звуки, сколько прошло времени в созерцании мимолётных проблесков видений?
Потом было прикосновение. Кто-то расстегнул ремни и помог сесть. Он аккуратно поддерживал её, пока кровь, уснувшая в теле от долгой неподвижности, постепенно оживляла тело. Над самым ухом прозвучал едва слышный вопрос
- Ты хочешь вернуться обратно в свою жизнь? В то, что было до тех вопросов, которые ты задала?
В голове проносились сотни образов, сотни вопросов и ответов на всего лишь один вопрос заданный шёпотом на ухо. Хотела бы она вернуться к старой жизни? Хотела бы вернуться обратно тогда, как задала все эти вопросы бытию? Но что ждёт впереди? Не будет ли всё это ещё хуже?
- А что изменится?
Слова едва вылетали из высохших губ, в мыслях промелькнуло смутное беспокойство, услышал ли её вопрошавший, но ответ не заставил себя ждать долго.
- Ты.
Вернуться, забыть, повернуть на середине пути, снова стать прежней, но разве это возможно? Да и нужно ли? Что было в её жизни, что было бы обидно потерять? Родители? Их нет уже несколько лет. Брат? Он ушёл ещё раньше. Знакомые? Но в каждом городе они появляются и исчезают, стоит только переступить порог пригорода. Что есть в этой жизни такого, за что стоило бы держаться? Привычные иллюзии? Но если ты осознал что это всего лишь плод твоего собственного воображения, то разве сможешь поверить в них снова?
- Я не хочу вернуться.
Говорящий помог ей подняться и завязал глаза, но в этот раз она не сопротивлялась. Это время, что было проведено ей в забытьи, сильно изменило представление о страхе и смерти. Что могли сделать с ней такого, что это стоило бояться? Секс? Смерть? Но первое не пугало её никогда, а второе... Второе превратилось во что-то вполне допустимое и не имеющее особого значения, ведь что значит жизнь, если это лишь иллюзия созданная тобой?
Девушку снова вели по коридорам и залам. Путешествие закончилось в каком-то влажном и тёплом помещении. Она послушно замерла на месте, но когда у неё за спиной хлопнула дверь, выпуская проводника, потянула руки к повязке. Развязав глаза, она осмотрелась. Это оказалось небольшое помещение, освещённое свечами и вымощенное каменной плиткой, центральное место которого занимала большая ванна, наполненная тёплой водой. В углу была небольшая разогретая печка, от которой исходило ощутимое тепло и приятный терпкий запах полыни и ещё каких-то трав. У стены стояла широкая скамья, на которой лежало полотенце, кусочек душистого мыла явно ручной работы, мочалка, расчёска, принадлежности для чистки зубов и странное белое одеяние, упорно ассоциирующееся с саваном.
Особых комментариев здесь не требовалось, да и просьб тоже. Скинув провонявшую перепачканную одежду, она залезла в тёплую воду и тщательно начала приводить своё тело в порядок, отмывая засохшую кровь, пот, мочу и грязь. Изведя добрую четверть мыла, приведя в порядок своё тело и волосы, девушка вытерлась и в нерешительности остановилась. Перспектива одевать саван не особо радовала, но её собственная одежда была столь грязной, что даже мысль о том, что нужно прикоснуться к ней вызывала отвращение. Но после лёгкого сомнения она взяла с лавки просторное белое одеяние и развернула. В нём не было ничего пугающего и необычного. У него были широкие длинные рукава и широкий ворот, так что оно совершенно спокойно одевалось через голову, не имея никаких завязок или пуговиц. Высушив волосы полотенцем, девушка с ногами забралась на лавку. Обуви для неё здесь не оставили, а одевать на голые чистые ноги те ботинки в которых она провела последние... Интересно, сколько же прошло времени? День? Неделя? Несколько часов?
Через некоторое время дверь открылась, и в комнату вошли семь человек. Они были в монашеских одеяниях с глубоко надвинутыми капюшонами, скрывающими лица. Четверо, вошедшие последними, держали за углы большое белое покрывало. Тот, который вошёл первым и у кого на шее висел серебряный круглый медальон, протянул руку девушке. Та слезла со скамьи и взяла протянутую руку. Её подвели на середину свободного пространства и накрыли принесённым полотном так, что она снова ничего не видела.
Двое из нёсших полотно взяли её за руки, двое встали у неё за спиной, остальные встали впереди. Как только процессия покинула, ставшую тесной, комнату, они тихо запели на латыни.
Requiem aeternam dona eis, Domine,
Et lux perpetua luceat eis.
Почти ледяной пол морозил босые пятки, пока её вели коридорами. Она непроизвольно повторяла про себя слова молитвы, выпеваемой монахами.
Te decet hymnus, Deus, in Sion,
Et tibi reddetur votum in Jerusalem;
Процессия двигалась медленно, словно их плечи отягчала мёртвая ноша, запрятанная в прочные доски гроба.
Exaudi orationem meam,
Ad te omnis caro veniet.
В голове проносились образы её прошлого, а мелодичное спокойное слаженное пение мужских голосов заставляло забыть о холоде, неудержимо поднимающемся от каменных плит пола.
Requiem aeternam dona eis, Domine,
Et lux perpetua luceat eis.
Они вошли куда-то, где звук гулко разносился, достигая самых потаённых уголков. Потом процессия остановилась, её поставили на колени на ступеньку и после этого подняли плотное покрывало.
Девушка стояла перед алтарём на коленях. За алтарём стоял монах с медальоном, по бокам от него были ещё двое, а четверо, кто нёс покрывало, а потом вёл её, стояли на коленях рядом с ней, в том же порядке, как и шли, двое рядом, а двое за спиной.
- Смерть не конец, но начало, смерть – врата для обновлённой души, ключ к тайнам обновлённого разума, порог вечной жизни. Смерть освобождает для жизни, она залог бесконечного движения. Познавший и победивший смерть станет на путь вечного искупления, возлагая на себя бремя мудрости, благодати зрения и дара знания. Смерть изничтожает всю грязь и грех.
Говоря это, стоящий за алтарём взял в руки потир и небольшой изящный клинок. Привычным движением руки сделав надрез на своём запястье, он позволил небольшому количеству крови стечь в сосуд. То же сделали и другие, по очереди подходя к алтарю. Когда последний вернулся на своё место, а чаша наполнилась густой тёмной кровью, он снова начал говорить.
- За каждым днём следует ночь, солнце неизменно сменят луна, светило мудрости. Так за смертью неотступно следует воскресенье. Готова ли ты пройти тернистый путь и унаследовать мудрость, сквозь века пронесённую для будущих поколений?
- Да
Её голос звонко разнёсся по пустому храму.
- Ведите её к свету.
Двое стоящих за спиной приникли к её шее, а стоящие рядом аккуратно прокусили кожу запястий.
Мир вокруг охватило пламя, а тело затрепетало от сладостной тяжёлой истомы, как трепещет, когда его обхватывают руки сильного мужчины, жаждущего близости. С губ сорвался слабый восхищённый вздох, а в следующее мгновение тело ослабло и осело.
Четыре пары рук держали хрупкую девушку, не позволяя упасть. Стоящий за алтарём торжественно взял чашу и подошёл. Нежно приподняв левой рукой её склонённую голову, он аккуратно приложил край потира к приоткрытым губам. Первые капли прочертили тёмную дорожку, широко распахнутые глаза вновь наполнились жизнью, по каждой жилочке пробежала дрожь. Она жадно глотала пряную густую кровь. Наверное, это было самое лучшее, что она испытывала когда-либо.
Когда чаша опустела, она порывисто оглянулась и постаралась вырваться, но руки крепко держали её. Придя в себя и слизнув капельку крови с губ, девушка удивлённо посмотрела на стоящего перед ней.
- Кто я теперь?
Откуда пришёл этот вопрос? Что он значил? Неизвестно, но было очевидно, что он очень важен, что это самое главное сейчас.
- Теперь ты дитя ночи, вампир. Ты переступила порог и вступила в жизнь вечную, дабы предрекать конец человечества. Настанет день и твоя кровь заговорит с тобой, и уста твои не в силах будут молчать. Ты укажешь дорогу заблудшему человечеству, а до этого часа ты будешь пить кровь и ходить среди смертного стада, не способного познать ложность их мира.
